Электрический и химический цеха, а также цех топливоподачи отличаются от других подразделений тем, что при вводе станции их оборудование вступает в работу раньше генерирующего. До запуска первого блока на станции уже действовали аккумуляторная батарея со щитом постоянного тока, ОРУ-110 кВ, химводоочистка, топливоподача №1 и мазутонасосная №1 со всеми коммуникациями.
Скачать
«Да, станция выглядела тогда совсем иначе: все открыто, полов не было, а вместо них доски лежали. Даже на главный щит проходили по кабельному тоннелю. Но нам казалось, так и надо! Молодые были и счастливые. Жили в общежитии по 4-5 человек в комнате. Сегодня с улыбкой вспоминаешь многое из того времени. Например, как „козла“ передавали вместе со сменой. То бишь самодельный электронагревательный прибор. Он у нас занимал почетное место на главном щите. Холодно было на главном щите управления, так мы все производственные и непроизводственные отношения решали тесным кружком вокруг этого „козла“. И ходили по разным делам целой толпой. Надо, например, собрать какую-то схему — идет на место целая процессия: дежурный инженер, за ним начальник смены, старший электромонтер, монтер и так далее. Это чтобы не ошибиться, поскольку сообща легче разобраться. А потом все вместе опять к любимому „козлу“, в тепло. Так и получилось, что первым делом другой смене передавали „козла“, а потом все остальное оборудование».
Производственная дисциплина в то время держалась на наказаниях: список имен, лишенных премии за месяц, доходил до 10% состава цеха. Что же касается условий и труда, и жизни в бытовом смысле, на ГРЭС смеялись: «Кто не видел чудеса, приезжайте в Томуса».
Скачать
Молодежь жила в общежитии. На семью квартиру давали редко. Обычно жилье распределялось с подселением и на семейную пару приходилась комната, одним словом — коммуналка. В ночные и вечерние смены столовые не работали, каждый брал из дома сухой паек.
«Наш труд в первые четыре года работы станции — был просто нечеловеческий. Мало того, что воевали со шлаком и с несовершенным оборудованием, мы ведь еще и после работы часто вручную разгружали уголь из вагонов. Тогда вагоноопрокидывателей не было. Ходили в разгрузочный сарай и вкалывали. Надо, значит, надо. Уголь в вагонах перемороженный. Своих сил не хватало. Привлекали монтажников, ремонтников. Они долбили в бункерах, из которых топливо подавалось на мельницы. У каждого бункера по два-три, а то и четыре человека с ломами кувалдами, с пиками. Стояли лютые холода. Поэтому везде горели и костры, и мангалы — железные бочки, в которых разводили огонь. В замерзающие трубопроводы лезли с факелами. Вот такие воспоминания остались. Тогдашнее и современное оборудование — это земля и небо. При всем при этом были и радость при пусках нового блока, гордость за свою работу на самой мощной ГРЭС, что сглаживало все трудности».
«Помню такой случай, когда вся система топливоподачи словно сговорилась. Сломались оба питателя. Что делать? Руководство решает поставить бригаду грузчиков из десяти человек, чтобы грузить уголь на транспортер. Техника-то ломалась, а люди никогда! Грузчики лопатами кидали уголь на ленту. Станция работала, а сюрпризы техники продолжались. В один миг почти одновременно гаснет освещение и прорывает батарею. В пыли, в кромешной темноте слышен только свист пара и шум работающего транспортера — он один остался „в живых“. Тут я откровенно испугался. Над движущейся лентой стоят люди и ничего не могут понять. Неосторожный шаг — и за судьбу грузчика никто не поручится. В темноте ищу кнопку аварийной остановки транспортера. Нашел, выключил, да еще и веревочкой перевязал. Перекрыли воду. Электрики наладили свет. И грузчики вновь взялись за работу, соревнуясь с питателем в производительности труда».
«У нас в лаборатории когда-то висело на стене высказывание Менделеева: „Чем чище вокруг химика, тем большего доверия заслуживают его анализы“. Эта чистота была „бичом“ для всего коллектива цеха. Не дай бог, чтобы где-то было не доделано, не домыто. Именно первые три-пять лет стали эталоном жизни нашего цеха. Все же знают, что самый чистый цех на станции — химический».
«Какие мы были молодые, наивные и добросовестные девчонки! Как внимательно смотрели, чтобы не упало давление на механических фильтрах. Но смотришь-смотришь, и начинаешь носом клевать. Вдруг — давления нет! Схватываешься, бежишь сломя голову. А еще были у нас сифонные дозаторы коагулянта и известкового молока. Время от времени вороночка в них забивалась. И продували. А продували чем? Ртом, естественно. Ну, ладно, известь — это еще не страшно — рукой залезешь, прошуруешь, руки по локоть в извести — умоешься. А коагулянт, сернокислое железо, оно желтое — и перемажемся, помню, мы в нем, как поросята! Прихожу как-то к Клаве Сидоркиной — она спит после ночной смены. Мне надо было с ней подмениться. Спит Клава, ручки под голову положила, свернулась калачиком, а ноги из-под одеяла торчат — желтые. У нее, бедной, сил не хватило, чтобы помыться. Страшно уставали! Сейчас автоматика и механизация, а тогда все вручную. Набегаешься за смену так, что ноги не идут. И все время боишься, как бы чего не проворонить».
В первые годы работы на Томь-Усинской ГРЭС трудилось огромное количество молодых специалистов. Комсомольцы прибывали со всего Советского Союза. Приезжали всерьез, надолго: учились, работали, заводили семьи. Сейчас на станции трудятся их дети и внуки: за шестьдесят три года образовались десятки семейных трудовых династий. Они продолжают Большую стройку СГК, создавая новую жизнь Томь-Усинской ГРЭС.
