«В энергетике внезапно закончились люди»: лидер профсоюза Приморской ГРЭС о главных проблемах отрасли

— Как люди приходят на работу в профсоюз?

— Думаю, что все приходят по-разному. Конкретно я работаю на Приморской ГРЭС с 1980 года. Начинал электрослесарем в цехе автоматических систем регулирования, по образованию я инженер. В конце 90-х стало очень тяжело: задержка заработной платы на предприятии составляла полгода и периодически доходила до 9 месяцев.

— Как можно полгода жить без зарплаты?

— Лихо, выживали. Практически у всех были огороды, ну и продавали последнее. Простой пример: в 1993 году произошло акционирование Приморской ГРЭС, сотрудники получили акции предприятия. Так вот из-за систематической невыплаты зарплаты практически всем пришлось эти ценные бумаги продать. Да что говорить, дикое время — и закончилось все соответственно: на нашей станции была объявлена стихийная массовая и продолжительная голодовка. В течение двух месяцев в ней принимали участие до 300 человек. Все было по-настоящему: люди находились на территории станции, пили только воду, некоторые впоследствии потеряли здоровье и были вынуждены уйти из энергетики. И самое возмутительное, что в тот момент профсоюзная организация не помогала людям: даже воды купить и привезти голодающим не могла. И после голодовки права сотрудников никак не защищались.

И вот в 1998–1999 годах я стал задумываться: а почему так происходит? Почему люди в энергетическом секторе Владивостока и Хабаровска получают зарплату нормально, а у нас какое-то заколдованное место? Начал обсуждать это с коллегами...

— То есть в профсоюз вас привело желание решить проблемы людей?

— Да, тем более, что несправедливости к тому моменту накопилось очень много. В 1997 году был создан Лучегорский топливно-энергетический комплекс (ЛуТЭК), куда вошли угольный разрез и станция. И было известно, что машинист экскаватора на разрезе получал зарплату в 2 раза выше, чем машинист энергоблока на станции. Почему такие перекосы, никто объяснить не мог. При этом у угольщиков была та же проблема, что и у нас: многомесячная задержка по зарплате, правда, решали они ее по-другому, не за счет своего здоровья. Однажды наступил момент, когда шахтеры развернули знамена, проследовали мимо проходной на подъездные пути Приморской ГРЭС и разбили палатки на рельсах, заблокировав поставку угля на станцию.

Буквально за несколько часов до того как на последнем энергоблоке закончился уголь, переговоры с администрацией ЛуТЭКа приобрели содержание и конструктив — было подписано соглашение. Сюда приезжал премьер-министр Сергей Кириенко, вице-премьер Борис Немцов. Наконец, на ситуацию обратил внимание глава РАО ЕЭС Анатолий Чубайс.

И тогда все деньги людям выплатили, народ успокоился. Но прошло несколько месяцев, и снова начались задержки по зарплате. Не знаю, чем руководствовалась администрация предприятия, почему допускала такие вещи. Мы обсудили сложившуюся ситуацию с активистами и договорились, что будем менять руководство профсоюзного комитета, всю систему защиты прав работников на нашей станции.

Очередная конференция прошла в 2000 году. Был переизбран председатель нашей профорганизации, и полностью сменился актив. И буквально за полгода, к январю 2001 года, долги по зарплате были ликвидированы. С тех пор за 20 лет задержки случались дважды: на один день и на три дня.

— Вы действительно оказались эффективными?

— Получается, что да. Когда пришли к власти и добрались до документов, обалдели: оказалось, что отставленный глава профорганизации подписал соглашение с работодателем, по которому (дословно) «в связи с созданием нового предприятия ЗАО «ЛуТЭК» и трудностями его становления профсоюз отказывается на 5 лет от профсоюзных взносов и передает их работодателю».

— Какое-то новое слово в борьбе за права трудящихся.

— Конечно, это соглашение мы немедленно разорвали, потребовали возвращения всех долгов, и работодатель выполнил наши требования. Тогда обновился не только профсоюз, но и администрация станции, в управление пришли адекватные люди, которые понимали: чтобы крупнейшая ГРЭС Дальнего Востока хорошо работала, нормально должен чувствовать себя коллектив. Был продлен коллективный договор, мы проверили все трудовые книжки, выявили нарушения, допущенные в отношении 700 работников, потребовали привести записи в соответствие с реальным стажем и функционалом сотрудников. Кто не послушал нас тогда, сейчас испытывает проблемы с назначением горячей пенсии.

Привели в соответствие сетку разрядов и оплаты труда, зарплаты сразу повысились. На этой волне тогда даже провозгласили лозунг «Человек, заплативший профсоюзные взносы, обязательно должен получить что-то взамен». Это имело и свои негативные последствия.

— Какие?

— За 20 лет люди стали воспринимать профессиональный союз как бюро услуг, сервисную организацию, обслуживающую работников. И нам приходится объяснять: нет, ребята, в первую очередь это идейная организация. Мы здесь не для того, чтобы материальную помощь распределять, а для того, чтобы отстаивать интересы трудящихся.

— Какие у вас сегодня основные задачи?

— В первую очередь экономические. Энергетика у нас в стране, а тем более на Дальнем Востоке, — это особая статья. Все живут в рынке, а мы объявлены социально значимой отраслью и откровенно загнаны в угол. Постоянно возникают вопросы экономического выживания. Еще недавно доходило до того, что целые города, тот же Владивосток, отказывались платить за электроэнергию. Неплатежи были колоссальные, и в этом было много политиканства.

Когда мэр крупного города на Дальнем Востоке обращается к жителям: «Не платите за свет!», а губернатор поддерживает: «У нас должен быть единый тариф для всей страны, иначе несправедливо!», я расцениваю это как провокацию. Политик может выдвигать любые цели и добиваться их, но, пока решение не принято, призывать население к каким-то действиям совершенно безответственно. Из-за неплатежей энергетики были вынуждены сокращать расходы, экономить. А что можно обрезать? Уголь и металл — рыночные категории, на них не сэкономишь, расходы сокращали по двум направлениям: заработная плата и ремонты.

И мы получили результат: люди начали разбегаться, из-за отсутствия ремонтов аварийность на Приморской ГРЭС была очень серьезной, оборудование просто убито.

В октябре текущего года в Новосибирске прошло совещание представителей профсоюзных организаций СГК с руководством компании, где обсуждались вопросы повышения заработной платы работникам электростанций в контуре СГК. И на нем руководители подразделений прямо говорили, что в стране кончились люди. Хотя мы об этом говорили еще 15 лет назад. Специалистов, профессионалов сегодня практически не найти. Много вакантных мест, которые некому занять. Годы финансирования энергетики по остаточному принципу привели к тому, что профессионалы из отрасли ушли. Это самая серьезная проблема на сегодняшний день.

— Но разве это проблема профсоюза?

— Это проблема, касающаяся всех. Понимаете, если предприятие работает хорошо, эффективно, значит, у него есть прибыль. И профсоюз имеет полное моральное право поднять вопрос о каких-то дополнительных льготах и стимулах для работников. Когда предприятие в убытках, проблемы не решаются, профсоюзу сложно что-либо требовать от руководства сверх норм трудового законодательства. Поэтому мы, конечно, настроены помогать работодателю в решении вопросов, от которых зависит благосостояние работников. Считаю, наша эффективность напрямую зависит от успеха деятельности предприятия.

Далее, смотрите, если не хватает персонала, люди идут навстречу работодателю, работают с переработками. Однако длиться до бесконечности это не может: человеческие ресурс исчерпывается. Конечно, нынешний директор нашей Приморской ГРЭС предпринимает шаги, ездит в вузы, встречается со студентами, пытается привезти сюда свежие кадры, но пока кардинально эту проблему не получается решить. Молодежь не хочет гробить свое здоровье в запыленных, загазованных цехах. Молодые рассуждают, что лучше получать в 2 раза меньше, но работать в чистом офисе. Значит, нужно улучшать условия труда, проводить модернизацию станции.

— Но в этом направлении уже многое делается.

— Верно, но оборудование на момент прихода СГК находилось в аховом состоянии. Что говорить, если за 2 месяца до появления новой команды на второй трубе Приморской ГРЭС произошла серьезная авария, и те деньги, которые планировалось вложить в ремонт оборудования, пришлось срочно направлять на восстановление газоходов и выплату штрафа за то, что станция не выдает установленную мощность.

Сегодня идет разговор о глобальной модернизации станции. СГК готова вложить серьезные средства. Осталось найти грамотный непьющий персонал, желающий работать.

— Как глава профсоюза скажите, чем еще можно мотивировать людей кроме высокой заработной платы?

— Раньше были серьезные моральные поощрения. Вроде все равны, один уровень заработной платы, но у кого-то есть звание «Почетный энергетик» или иные заслуги. Это наделяет почетом и уважением. Существовал престиж профессии: 70% подростков в Лучегорске знали, куда пойдут после учебы — на станцию или на разрез. Сейчас этого нет, единственное, чем можно заманить, — деньги и минимальный соцпакет. Также молодежь вернется в поселок, если здесь начнет строиться новое жилье, а купить квартиру будет просто и быстро.

— Перемещение людей по стране второй год подряд сильно сдерживает пандемия. Как она сказалась на работе Приморской ГРЭС?

— По сравнению с другими предприятиями СГК пока сказалась не сильно. Но у нас в коллективе возникли трудности из-за вакцинации. Около сотни работников заявили, что не будут прививаться, потому что не доверяют вакцине. Нашлись даже те, кто вышел из профсоюза, «потому что председатель привился, а значит, продался работодателю». Я без шуток сейчас говорю. Попытки разговаривать и переубеждать особым успехом не увенчались. Я, честно говоря, не могу понять такое тотальное недоверие к медицине и такое несогласие с требованием современности. Ведь, несмотря на то что нашу станцию пандемия не сильно задела, и у нас есть погибший от ковида работник, в моем окружении есть умершие люди. То есть угроза вполне серьезная.

— Вы сказали, что некоторые противники вакцинации даже вышли из профсоюза. А сколько вообще сегодня сотрудников предприятия состоят в вашей организации?

— Чуть менее 80%, несколько лет назад было почти 98%. Помимо ковида, отток был спровоцирован позицией прежнего руководства, которое вело с нами очень серьезную войну. Еще один фактор, повлиявший на численность, заключается в том, что перед приходом нового собственника (СГК) на станции был запущен слух, что якобы на своих предприятиях руководство в первую очередь душит профсоюзные организации. Некоторые поверили и испугались. Как известно, при появлении нового работодателя сотрудники должны написать новое заявление о вступлении в профсоюз. Те, кто поверил навету, отказались это делать. Впрочем, количество членов в профсоюзе — плавающая цифра, которая всегда меняется в зависимости от политики профсоюза. Хотя, конечно, когда за мной стоит большой коллектив и сильно меня подпирает, я могу идти к директору с требованием. Но, если я один или за мной мало людей, я иду к директору с просьбой.

Сегодня я искренно считаю, что работодателю с нами повезло. Во-первых, мы реально пытаемся помочь в той части, которая касается улучшения работы. Во-вторых, чем меньше искусственных конфликтов, а у нас коллектив дружный, тем эффективнее работодатель может выстраивать производственный процесс, от которого в конечном счете зависит благосостояние работников. Директор — не тот человек, который должен ходить по станции и интересоваться проблемами каждого отдельного сотрудника: что у тебя случилось, не планируешь ли ты уволиться? Директор решает совершенно другие задачи. А обратную связь от коллектива собираем и обобщаем мы. Сейчас, когда идет настоящая борьба за машинистов энергоблоков, высококлассных инженеров между станциями Владивостока и Хабаровска, мы можем сыграть с работодателем «в пас» или унисон. Профсоюз способен быть эффективным, когда речь идет о том, чтобы сохранить коллектив и обеспечить бесперебойную работу станции.

— Между тем, будем честны, очень часто профсоюзы выполняют совершенно декоративную функцию и служат имитацией. Почему в энергетике не так?

— Я согласен, что наблюдается некоторый спад в профсоюзном движении. Слежу за деятельностью краевого профсоюза учителей. И недавно в Инстаграме у них появился очередной пост отчаяния: «Снова наблюдаются серьезные задержки по выплате заработной платы». А ведь государство — такой же работодатель, как и все. Идите и договаривайтесь, выдвигайте требования! Не удалось договориться, начинайте разрабатывать стратегию борьбы за свои права. Однако людям хочется отсидеться. Это объяснимо, но тогда не занимайтесь защитой прав, это не ваше.

А вообще я искренне убежден: если бы все отраслевые союзы были такими же эффективными, как наш «Всероссийский Электропрофсоюз», мы бы все жили гораздо лучше.